Part 33.
Кира, как держательница литературного салона и светская дама, решила устроить приём в мою честь, чем я был в высшей степени польщён. Она сказала, что для моего успеха в Америке мне нужны знакомства и связи. И те и другие у меня были но в недостаточном количестве. Был один знакомый математик - гений, который жил в одном из кукурузных штатов.
Когда-то давно, еще до его иммиграции, помог я ему немного деньгами. Бедолагу выгнали с работы, и никаких средств у него для существования не было. Я же считался если не богатеем, то человеком зажиточным, умеющим подзаработать. Говорили даже, что если вдруг Кандид попадет в Америку, то неприменно станет миллионером. Потом математика выпустили заграницу. Первое время, это точно, он продолжал успешную математическую карьеру, но затем обнаружил, что его блистательные умственные способности могут быть использованы и в более прикладной сфере. Занявшись бизнесом он в считанные годы сколотил значительный капитал. Меня он не забыл и регулярно позванивал.
Еще у меня была знакомая американская девочка, с которой я повстречался в Москве. Беленькая, легенькая и очень милая, она изучала русский язык на каких-то краткосрочных курсах. Однажды я привел её на квартиру Виткевича (самого хозяина там, конечно, не было), и почти уже решился на попытку более близкого контакта, но потом почему-то смутился. Мы уже сидели на кровати. Беленькая девочка смотрела на меня с интересом - что же будет дальше? Ей, наверное, тоже хотелось какого-нибудь романтического приключения. Но я сплоховал. Дурак! Мужчина должен быть орлом, а не романтической тряпкой.
Девочка мне доверяла. По её словам, я был единственным из её русских знакомых, который у неё никогда ничего не просил. Потом она уехала, но еще года два мы с ней переписывались. Переписка прекратилась естественным путем, когда она перестала мне отвечать. У меня был её телефон, жила она, кстати недалеко от Бостона и я ей собирался позвонить.
Part 34.
Кира обещала, что на приём придет весь цвет бостонской культурной элиты: писатели, поэты, профессора и просто удачливые програмисты. Для программистов в ту эпоху был полный пёр. Сорок тыщ, не малые по тем временам деньги, давали любому, кто просто соглашался писать программы; тех же, кто с языками программирования был незнаком, учили на месте или отправляли на курсы. Программисты ходили королями и ездили на лихачах.
Зная, что я хотел делать академическую карьеру, Кира пригласила профессора Соколовского, по её утверждению - ученого с мировым именем. Если Соколовский тобой заинтересуется, - говорила она, - то, считай, что твоё дело в шляпе, Соколовский может всё.
Кира действовала энергично и уже на третий день по приезду в США я вращался среди культурной элиты. Пришло человек 20. Были они в, основном, иммигрантами волны 1979-80 года, так называемыми беженцами, бежавшие из коммунистического рая и уже успевшими прижиться на плодородной почве изгнания. Довольные своими успехами они не обращали на меня внимания.
Была там, однако, одна сердобольная тётя, которая, желая мне помочь, сказала Кире, что её знакомый переезжает и освобождает рентконтрольную квартиру. Он хочет передать её кому-нибудь из новеньких, так что для Кандида это реальный шанс получить за небольшие деньги приличное жильё. Кира была занята разговором о своём парижском журнале и проигнорировала тетку. Сам же я не понимал в то время, какую ценность представляют эти рентконтрольные квартиры. Никто не объяснил мне, что за этот шанс нужно цепляться руками и ногами. Когда, через несколько дней я вернулся к этому вопросу, квартира уже уплыла.
Творческая элита сгрудились у ломившегося от закусок стола. Когда в дверь звонили, мы с Кирой шли приветствовать нового гостя. Таким образом я мог быть представлен каждому.
|